М. А. Федотов, д.ю.н., проф. 

Конечно, вынесенный в заглавие статьи тезис относится к области социальной фантастики. Во-первых, юриспруденция крайне болезненно реагирует на любые попытки внедрения экзотических правовых моделей. Во-вторых, презумпция добропорядочности существует у нас лишь в Гражданском кодексе, в форме презумпции добросовестности и разумности, но отнюдь не в законодательстве о СМИ и не в кодексах журналистского поведения. Но все-таки история Государства Российского знает краткий период, когда юридическая экзотика была средством воспитания добропорядочности в сфере массовой информации.

Судебная палата по информационным спорам при Президенте Российской Федерации, созданная в 1994 году на базе Третейского информационного суда (см. Указ Президента РФ "Об информационных гарантиях для участников избирательной кампании 1993 года" от 29 октября 1993 г. № 1792) и просуществовавшая фактически до конца века, зарекомендовала себя как безусловный infant terrible федеральной государственной службы. Ее абсолютная уникальность и принципиальная несхожесть со всеми прочими государственными институциями выражалась практически во всем: задачах, функциях, составе, полномочиях и т.д.

Страшно подумать, но СПИС на практике руководствовалась древней латинской формулой "Jus est ars boni et aequi” (право есть искусство добра и справедливости). Она на практике пыталась соединить нравственность и право, понимая принципиальную неотличимость лишенного нравственных начал государства от банды разбойников. В силу то ли политической наивности и невинности, то ли - собственной высокой нравственности, но скорее всего по обеим причинам, члены Палаты рассматривали право как нормативно закрепленную справедливость, а профессиональную журналистскую этику как естественную основу функционирования СМИ в правовом государстве. Действительно, будучи лишена нравственных начал, журналистика, как, впрочем, и политика, уподобляются промыслу на большой дороге. Но когда отклонение становится нормой, то именно норма становится отклонением. Со всеми вытекающими организационными последствиями.

К сожалению, добропорядочность СМИ воспитывается не только и не столько законами и этическими кодексами, сколько реальной жизнью. Культура свободы прессы не может сложиться в одночасье. Для нее необходимо, во-первых, становление журналистского сообщества как корпорации, опирающейся на профессиональную этику и солидарность (с одной стороны, защита чести мундира, с другой - защита его чистоты). Во-вторых, само общество должно признать журналистскую практику разновидностью публичной службы, public service. В законе о СМИ уже созданы для этого юридические предпосылки определением журналиста как лица, выполняющего общественный долг. В-третьих, необходимо становление такой судебной практики рассмотрения споров в сфере массовой информации, которая основывалась бы на соотнесении нарушенного частного права и защищаемого журналистом публичного интереса.

Я далек от идеализации нынешнего российского журналиста. Он еще не очень отвык быть бойцом идеологического фронта, но уже ощутил жесткие законы капиталистического производства. Вот тут бы ему и объяснить, что рыночная экономика – хорошо, ибо она позволяет подняться наиболее эффективным, а рыночное общество – плохо, ибо, если все продажно, то ничто не свято и все дозволено, а следовательно, государство неотличимо от банды разбойников. Ему нужна защита. От собственников СМИ, от чиновников, от наблюдательных советов, от безденежья, наконец.

Именно таким защитником была задумана Палата. Она была призвана рассматривать споры и иные дела, вытекающие как из законодательства о СМИ, так и из требований норм журналистской этики. Причем, для подобного двуединства было и остается реальное правовое основание: законодательные нормы об обязанностях журналистов (ст. 49 Закона о СМИ) в значительной своей части смыкаются, а то и просто текстуально совпадают с правилами профессиональной этики. Теряют ли они от этого свой правовой характер? Нет. Перестают ли быть деонтологическими нормами? Тоже нет. Недостаточная изученность данного феномена, впрочем, не мешала СПИС реализовывать свои полномочия в этом "пространстве сдвоенного регулирования".

Статус Палаты определялся Положением, утвержденным Указом Президента РФ от 31 января 1994 г. № 228. То, что в составе СПИС было много бывших журналистов, роднило ее с зарубежными органами саморегулирования, однако в отличие от них, она являлась или во всяком случае именовалась государственным органом. Органическую связь Палаты с институтом Президента ее основатель, идеолог и единственный председатель профессор Анатолий Борисович Венгеров выводил из необходимости оказания содействия Президенту в реализации его полномочий в сфере массовой информации как гаранта прав и свобод человека и гражданина (часть 2 статьи 80 Конституции РФ). И в этой формуле был заключен огромный смысл, поскольку в период "нулевого цикла" строительства правового государства глава государства просто обязан взять непосредственно под свою защиту такой жизненно важный процесс как формирование культуры свободы массовой информации.

Компетенция Судебной палаты была весьма широка, хотя, конечно, далеко не исчерпывала спектр гипотетически возможных информационных споров. Предметом разбирательства здесь могли быть споры, вытекающие из:

а) ущемления свободы массовой информации (например, в решениях № 1 и 2 за 1994 год СПИС подвела итоги рассмотрения обращения Гильдии парламентских журналистов по поводу необоснованного ограничения допуска представителей СМИ на заседание Правительства РФ и решила дело о нарушении ответственным сотрудником Сбербанка права журналистов радиостанции "Маяк" на получение общественно-значимой информации; в обоих случаях была признана правота прессы);

б) необходимости оперативно обеспечить исправление фактических ошибок в информационных сообщениях СМИ, затрагивающих общественные интересы;

в) необъективности и недостоверности сообщений в СМИ, в том числе основанных на слухах, непроверенных данных и ложной информации (так, в заявлении № 2 за 1994 год, рассмотрев факт предания гласности "Общей газетой" материала "Версия № 1" о якобы готовящемся государственном перевороте, СПИС пришла к выводу, что редакция не нарушила ни Закон о СМИ, ни нормы профессиональной этики);

г) нарушений принципа равноправия в сфере массовой информации (например, в решении № 5 за 1994 год Палата установила, что публикация рекламных объявлений об исключительно мужских конкурсах на занятие вакантных должностей является нарушением равноправия по признаку пола);

д) ущемления нравственных интересов детства и юношества в СМИ (так, в решении № 7 за 1994 год СПИС отметила, что публикации еженедельника "Новый взгляд" представляют серьезную угрозу нравственным интересам детства и юношества);

е) нарушений принципа политического плюрализма в информационных и общественно-политических теле- и радиопередачах;

ж) распределения времени вещания на телевидении и радио для фракций парламента (этим вопросом СПИС, кажется, так ни разу и не занималась, поскольку парламентские фракции неизменно отдавали предпочтение номенклатурным механизмам разрешения подобных споров).

Поскольку СПИС рассматривала именно споры, а не жалобы, постольку ее решения далеко не всегда содержали указания на меры воздействия. Однако, если в ходе разбирательства выяснялось, что были нарушены нормы Закона о СМИ или профессиональной этики, становилось возможным применение мер воздействия. Как правило, это были замечания, выговоры, рекомендации (о направлении редакции предупреждения, об увольнении от должности и т.д.).

Все это относится к сильным сторонам Судебной палаты как общественно-государственной институции. Но имела она и слабые стороны. Во-первых, ее статус был крайне противоречив. Так, Положение 1994 года не указывало, какие решения вправе принимать Судебная палата, но устанавливала их окончательность и обязательность для исполнения в 2-недельный срок. В этой связи удивителен факт обжалования журналом «Профиль» решения СПИС в арбитражный суд. Согласно статье 22 Арбитражного процессуального кодекса, арбитражному суду подведомственны споры о признании недействительными ненормативных актов государственных и иных органов. Но ведь Судебную палату лишь с большой натяжкой можно было считать государственным органом, поскольку она входила в структуру Администрации Президента РФ, которая, в свою очередь, сама является государственным органом, в состав которой входят различные консультативные органы. Рискну охарактеризовать Палату с ее “юридически-экзотическим” - по выражению профессора А.Б.Венгерова - статусом как организованную в рамках Администрации Президента квазисудебную коллегию, разрешающую информационные споры с позиций права и журналистской этики. Этот факт косвенно признала и сама Палата, указыв в одном из своих документов, что ее решения представляют собой “лишь правовую оценку, коллективное мнение членов Палаты, основанное на требованиях российского законодательства”. Именно здесь кроется причина того, что согласно Положению, решения СПИС являлись окончательными. И вот почему арбитражный суд в конечном итоге пришел к выводу, что он не вправе рассматривать жалобу журнала "Профиль" на решение СПИС.

Во-вторых, статус Палаты всегда был крайне неустойчив. "Один росчерк президентского пера, - писал я в одной из статей в 1994 году, - и Палаты может больше не быть". Именно так и случилось шестью годами позже.

Нельзя не сожалеть о безвременной кончине Судебной палаты. Но нельзя и не использовать ее опыт, наработанный потенциал, практику. Российское общество объективно заинтересовано в возрождении СПИС, правда, теперь уже на совершенно других, более прочных правовых основах. Я веду речь о создании принципиально нового государственно-общественного органа, который взял бы на себя функции третейского суда по информационным спорам. Для устойчивости его статуса я бы предложил подготовить проект соответствующего федерального закона, который мог бы стать реальной альтернативой мракобесному проекту закона о Высшем Совете по этике и нравственности. Что касается структуры этого органа, то он мог бы быть сконструирован по принципу трех третей: одна треть - от государства, вторая - от журналистского сообщества, третья - от работодателей в сфере массовой информации (собственники, издатели, редакторы, рекламодатели и т.д.). Возможны, разумеется, и другие модели. Но ни в коем случае не может быть использована конструкция, неоднократно предлагавшаяся Государственной Думой - треть от Госдумы, треть от Совета Федерации, треть от Президента, поскольку безнравственное политиканство - самый долгий путь к нравственной журналистике.

27.05.1999